Фотографии жокеев.

Свет в доме был оранжевым.

– Я тебя знаю, – сказал Макэндрю; теперь он казался маленьким, будто сломанная ветка в кресле.

В следующей главе вы увидите, как это было тогда, раньше, – что в тот раз имел в виду Макэндрю.

– Ты мертвая ветвь, которую я приказал ей отрезать.

Волосы у него были желтовато-седые. Очки. Авторучка в кармане.

Глаза блеснули, но без особого довольства.

– Полагаю, ты пришел с обвинениями, так?

Клэй сидел в кресле напротив.

Смотрел прямо на него, не мигая.

– Нет, сэр, я пришел сказать, что вы были правы, – и застал Макэндрю врасплох.

Тот бросил на Клэя проницательный взгляд.

– Что?

– Сэр, я…

– Бога ради, зови меня Эннис и говори уже.

– Ладно, в общем…

– Я сказал говори.

Клэй сглотнул.

– Вы не виноваты, это все я.

Он не стал сообщать Макэндрю того, что рассказал Новакам, но однозначно дал ему понять.

– Понимаете, она не смогла совсем распрощаться со мной, и потому это случилось. Наверное, она слишком устала или думала не о том…

Макэндрю медленно кивнул.

– Она забылась в седле.

– Да, наверное, так.

– Ты был с ней накануне ночью.

– Да, – подтвердил Клэй и поднялся из кресла.

Он уже спустился с крыльца, когда Эннис с женой вышли следом и старик окликнул его:

– Эй! Клэй Данбар!

Клэй обернулся.

– Если бы ты знал, какие только кренделя не выкидывали жокеи за мои годы с ними.

Он внезапно заговорил сочувственно.

– Ради предметов куда менее стоящих, чем ты.

Он даже спустился и подошел к Клэю у калитки.

– Послушай, сынок.

Тут Клэй впервые заметил у Макэндрю глубоко во рту серебряный зуб, покосившийся вправо.

– Не представляю, чего тебе стоило прийти и все мне выложить.

– Спасибо, сэр.

– Вернись в дом, а?

– Нет, я лучше пойду.

– Ладно, но если я тебе чем-нибудь, хоть чем, могу помочь, скажи.

– Мистер Макэндрю?

Теперь старик замолчал, с газетой под мышкой. Он едва заметно приподнял подбородок.

Клэй почти уже спросил, насколько хорошим жокеем была или обещала стать Кэри, но понял, что вопрос непосилен им обоим – так что попробовал другое.

– Может быть, вы продолжите тренировать? – сказал он. – Будет неправильно, если вы бросите. Это же не ваша…

Эннис Макэндрю развернул плечи, поправил газету и двинулся в дом. Бормоча себе под нос:

– Клэй Данбар.

Хотел бы я знать, что он имел в виду.

Ему следовало сказать что-нибудь о Фар Лэпе.

(В водах, что так скоро нахлынут.)

В доме Теда и Кэтрин Новак оставалось только найти их: зажигалку, ларец и письмо Клэя.

Они не знали, потому что еще не трогали ее кровать, а все это лежало под ней, на полу.

Матадор в пятой.

Кэри Новак в восьмой.

Кингстон-Таун не может победить.

Тед коснулся гравировки.

Клэя, однако, больше всего озадачил и наконец что-то ему дал второй предмет из двух, добавившихся в ларце. Первым была фотография, которую прислал отец, с мальчиком на мосту; но вторую вещь он ей не давал, выходило, что она ее украла, и ему никогда не узнать, как это было.

Выцветшая, но зеленая и продолговатая.

Она лежала там, на Арчер-стрит, восемнадцать.

Она украла проклятую прищепку.

Для Теда и Кэтрин Новак выбора как бы и не было. Если она не попадет в ученицы к Макэндрю, значит, достанется кому-то еще: так пусть уж это будет лучший.

Была кухня и чашки с кофе, когда они ей сообщили.

Позади них громко тикали часы.

Девочка потупила взгляд и улыбнулась.

Ей было считай что шестнадцать, в начале декабря, когда она стояла на лужайке в нашем городе, в конном квартале, с вилкой тостера у ног. Она остановилась, присмотрелась и заговорила.

– Глядите, – сказала она. – Вон там.

Следующий раз был, конечно, тем вечером, когда она перешла дорогу.

«Ну и? А как меня зовут, не хочешь спросить?»

Третий раз – во вторник, на рассвете.

Ученичество ее начиналось только со следующего года, но она бегала с ребятами из «Трай-Колорз» уже несколько недель до того, как это ей назначил Макэндрю.

«Жокеи и боксеры, – говаривал Макэндрю, – это же почти один хрен». И те и другие пристально следят за весом. И тем и другим, чтобы выжить, приходится драться; и опасность, порой смертельная, всегда рядом.

Во вторник в середине декабря она бежала среди боксеров с озерками на загривках. Волосы у нее были распущены – она почти никогда их не убирала, – и ей приходилось стараться, чтобы не отстать. Бежали по Посейдон-роуд. Привычно пахло пекущимся хлебом и железными штуками. Клэй ее заметил на углу Найт-Марч-авеню первым. В те дни он тренировался один. Спортивный клуб он бросил. Она была в шортах и майке-безрукавке. Подняв глаза, она поймала на себе его взгляд.

Майка была линяло-голубая.

Шорты – обрезанные джинсы.

На миг она обернулась и посмотрела на него.

– Привет, чувак! – крикнул один из боксеров.

– Привет, ребята, – но негромко, для Кэри.

В следующий – его выход на крышу. Было тепло, темнело, и он спустился на землю, чтобы поговорить с ней: она стояла одна на тротуаре.

– Привет, Кэри.

– Привет, Клэй Данбар.

Воздух как будто вздрогнул.

– Ты знаешь мою фамилию?

И вновь он отметил ее зубы: не очень ровные, похожие на морские стекляшки.

– Ну да. Знаешь, люди знают вас, пацанов Данбаров.

Она вот-вот рассмеется.

– А правда, что вы держите мула?

– Держим?

– Ты вроде не глухой?

Она решила ему задать!

Но слегка, по-доброму – и он охотно отозвался:

– Не-ет.

– Не держите мула?

– Нет, – уточнил он, – я не глухой. Мул у нас есть с недавних пор. Еще у нас есть бордер-колли, кот, голубь и золотая рыбка.